Ирина Бегас рассказывает, как они с Марией Мумжинской (обе — из Днепропетровска) оплатили миссионерскую поездку в Кению, где летом 2012 года работали учителями в адвентистской школе
— В 2008 году у меня и моей подруги Машеньки появилось желание послужить нуждающимся деткам. Захотели отправиться в Африку. Стали искать пути. Познакомились с кенийцем Фредриком Одирой. Он учится в Днепропетровске на хирурга. Мы сказали ему о своём желании, и он вызвался помочь организовать проживание и работу.
Африка — беднейший континент. Хотелось быть там, где наибольшая нужда, послужить Богу, оставить след в жизни других людей. И мы поехали в Кению, в маленький городок Баратон, — можно сказать, село. Там находится главный корпус основанного адвентистами Восточноафриканского университета. Педколлектив — сто человек, студентов — две тысячи. Мы попали в адвентистскую школу. Приехали в конце июля 2012 года. Оставалось три недели до окончания учебного года, в которые мы и трудились.
Я работаю учителем младших классов, а Машенька — в ELC (основанном адвентистами Центре английского языка) менеджером и преподавателем. У нас как раз был отпуск.
Там предложили, чтобы мы поработали с детками в школе.
— Какие предметы они изучают?
— Есть математика, природоведение, язык. Нет трудового обучения, рисования, музыкального искусства и физкультуры. Два государственных языка: суахили и английский. Физкультура им, возможно, и не нужна. Физически они намного лучше подготовлены, чем украинцы. Потрясающе поют. Может быть, поэтому и музыки нет.
Мы им преподавали на основе Библии, интересных уроков. Сами разрабатывали для них уроки. Это было всё спонтанно, потому что перед выездом мы планировали немного другую деятельность, — поэтому там готовились ночами. Думали, нам предложат какие-то методические материалы. Получилось, что мы должны были все делать сами. Маша проводила уроки: у неё с английским намного лучше. Я помогала детям изготавливать поделки, могла связать пару слов. Бог давал особую память заучивать библейские главы. Здесь у меня так не получается.
В три класса объединили детей возрастом 8–10, 11–12 и 13–14 лет. Три часовых урока за день. У маленьких провели, идем к старшим, а маленькие в окна смотрят. У них школьное время с утра до пяти вечера. Всего в школе около ста детей.
— На фотографиях они одеты в свитера. Не жарко?
— Это школьная форма: у них зима. Мы ходили в футболках, а они в зимних курточках и сапогах. В июле там днем двадцать, ночью семнадцать градусов. И каждый день после обеда дождь. На переменах друг за другом бегают или катают лысые автомобильные покрышки. Недавно были детские миссионерские вести об этой школе. Когда надвигаются сильные дожди, дети уходят домой. Школа расположена в низине, дороги размокают, и общественная жизнь замирает.
Школьников стригут почти налысо, потому что мало воды, и трудно поддерживать гигиену, нет возможности мыть волосы. С подземными водами проблема. У них есть один источник, и дети приносят воду из него в бочоночках на голове. Её не хватает. А такого понятия, как колодцы, у них нет. Делать скважины слишком тяжело и очень дорого. Волосы у кенийцев чересчур жёсткие, их стригут специальными машинками. Чтобы просто помыть голову, надо очень много затрат, — у них специальные средства. Наши шампуни не подходят.
Специфическая система преподавания. Дети 14–18 лет после окончания школы обязательно учатся в интернатах. Там подъем около пяти утра. До вечера обязательно работа, обучение. Лег днем спать — штраф. Правила очень строгие. Большинство детей учится в интернатах уже с шести лет. Преподаватели в основном кенийцы. 30–35% детей вообще не учатся (!), потому что нет денег на учебники даже в государственных школах. И это при том, что теперешний президент в 2007 году ввел обязательное бесплатное начальное образование. Книги непременно покупные. У них нет возможности купить тетради, ручки. Старшим деткам (13–14 лет) было сложно работать с ножницами: не умели держать, выреза́ть. Похоже, в доме у них ножниц нет. Может быть, иногда в школе одни на класс. Дома нет бумаги.
— Каков профессиональный уровень учителей?
— Мог бы быть и лучше. А как личности — очень приятны и душевны, веселы и улыбчивы. Мне они понравились даже больше, чем украинцы.
Мы спросили маму Фредрика: «Что вы делаете с детьми, которые не хотят учиться?». Она не поняла вопрос. Мы ещё раз спросили. Оказалось, таких детей нет. Они очень дорожат возможностью учиться. В Кении огромное уважение к учителям. К ним относятся как к каким-то неземным существам. А мы ещё и белые.
Жили у Фредрика дома. Он самый младший в семье, остальные дети уже разъехались, и поэтому родители уже были сами. В Баратоне каждому преподавателю выделяли домик. Домики очень аккуратные, ухоженные, газончики. Почему-то университет находится в намного лучшем состоянии, чем школа. Мы с Машей были в одной комнате с двухъярусной кроватью.
Там специфичное отношение к детям. В каждой семье минимум 4–5 детей. Старшие воспитывают младших. А вообще 8–9 детей — не предел. Родители мало занимаются их воспитанием. Вот семья Фреда — исключение. Родители полностью живут для детей: зарабатывают деньги и тратят на их обучение. Удивительно целеустремленные люди. Его отец хирург, — я редко встречаю таких посвященных людей, — ежедневно работает допоздна. Он уходит утром, когда мы ещё не проснулись. Возвращается поздно, когда мы с Машенькой уже собираемся ложиться спать. Их семья ни бедная, ни богатая.
В пятницу вечером он садится в машину и едет в дом престарелых. Субботнее служение проводит там. Иногда в субботу остаётся здесь на служении, а потом вечером уезжает. Начинает работать в субботу вечером. Работает в субботу ночью, в воскресенье целый день работает и возвращается в понедельник утром. Одевается и идёт на работу до пятницы. В пятницу уезжает. Он никогда не отдыхает. Вечер — его единственное время отдыха: с вечера до утра. Все эти деньги идут на обучение детей. Мама работает преподавателем с утра до вечера в интернате.
Университетская церковь очень велика. 2000 студентов ходит на служения и помещается. Община консервативна на высоком уровне, я бы сказала. Церковный хор университета исполняет классические произведения. А есть отдельный хор, созданный одним из студентов. Мы попали на выпускной вечер. Так вот исполнительская манера второго хора эмоциональная и подвижная, с элементами танцевальных движений. Например, зонтики взяли, ими «гребли» и пели: «мы плывём к Богу». Консерваторы это принимали. Видно было, что для них так не свойственно петь, но они толерантны.
— Тебе приходилось слышать, как разговаривают на суахили?
— Да, очень интересный язык. Пару слов выучила, а сейчас ничего не помню. Совершенно другой. Мы жалуемся, что «русский и украинский — детям тяжело». Так вот там действительно разные языки. «Карибу» — это «здравствуйте». Ершистый какой-то, много «р», звонких звуков. Очень громко говорят. Если проповедуют на суахили — переводится на английский, если на английском — перевод на суахили. Но это мы были в двух церквях, куда приезжает много людей.
В основном нас интересовали дети. У них святое отношение ко взрослым. Благоговение какое-то перед ними. Они сказали — это закон. Не такого понятия: не послушаться родителей. Дети очень самостоятельные, сильные в волевом и физическом отношении. Но самооценка при этом, я бы сказала, излишне занижена. В своём обществе они адекватны. Но когда сталкиваются с белым, как-то себя не так ведут. Ставят нас выше, что ли. Мы были в доме престарелых, к девочкам прикасались, давали им наклеечки. Стали их обнимать, а они начали разбегаться.
Баратон — охраняемое место. Каждую машину на въезде педантично проверяют. Но когда мы выходили в деревню — там страшно. Получается, адвентисты приносят им цивилизацию. Они стремятся перенимать культуру белых. Кения считается одной из бедных стран Африки. Это и на духовную жизнь влияет. Провели евангельскую программу — вся деревня крестилась. Приехала следующая церковь, поступила гуманитарная помощь — все тут же переходят туда. Их можно понять: нужно как-то выживать.
Городов мало, но они огромны. Много деревень. Работают на собственников, выращивающих чай и фрукты. Земля плодородная, просто не хватает воды. Промышленность почти не встречается. Воздух чистейший. Когда Фредрик возвращается в Кению, сразу снимает очки. А здесь, говорит, не может без них. Очень распространен спорт. По утрам бегают просто толпами. Спортивные, сильные, высокие.
Перелет обошелся в 6000 гривен в обе стороны. Самый дешёвый билет, с пересадкой. Спали в аэропорту в Саудовской Аравии. Было ужасно страшно. Плюс проживание, питание. Больше 10 000 вся поездка. Ели вместе с семьей Фредрика. Ему дали деньги за наше питание. Фред показал лучшее место, где можно дешевле поменять валюту.
— Почему интерес детей к учебе не улучшает жизнь общества?
— Не могу объяснить. В интернатах хорошая успеваемость, все стараются. А куда потом девается самоотдача — не знаю. Наверное, те, кто лучше всего учатся, уезжают, как и Фредрик, хоть куда-нибудь. Вроде всё реально. Месяц копала бы ту скважину или деньги бы собирала, чтобы выкопали, и была бы вода на всю жизнь. Похоже, там заработки низкие. Когда туда приезжают белые, вот как к нам американцы, — местные считают, что у них есть деньги. Для них белый цвет кожи — символ богатства.
О медицине. Папа Фредрика говорит: «Я покажу вам пациентов». Он вообще неразговорчивый. Заходим (это считается палатой). Он сделал операцию одному, тот лежит, другие люди тоже лежат, кто-то за шторочкой. Запах тяжёлый очень. Это адвентистский госпиталь. Больница требует массу воды, но у них этой возможности нет. Мы зашли, и все пациенты сразу улыбаются. Видно, что им тяжело. «Нормальная аптека» — несколько полочек с баночками. Нет повода болеть. Поэтому и бегают.
Мы делали прививки от желтой лихорадки в Запорожье. В Кении пили специальные таблетки от малярии. Потому что укус малярийного комара остаётся на всю жизнь. Потом могут быть приступы. Бог берёг — всё обошлось.
P.S. Если статья понравилась, не забывайте оставлять комментарии!